Неточные совпадения
Он тронул
лошадь и, выехав за акацию, увидал подъезжавшую ямскую
тройку с железнодорожной станции и господина в шубе.
Выглянувши в окно, увидел он остановившуюся перед трактиром легонькую бричку, запряженную
тройкою добрых
лошадей.
А между тем дамы уехали, хорошенькая головка с тоненькими чертами лица и тоненьким станом скрылась, как что-то похожее на виденье, и опять осталась дорога, бричка,
тройка знакомых читателю
лошадей, Селифан, Чичиков, гладь и пустота окрестных полей.
Прямым Онегин Чильд Гарольдом
Вдался в задумчивую лень:
Со сна садится в ванну со льдом,
И после, дома целый день,
Один, в расчеты погруженный,
Тупым кием вооруженный,
Он на бильярде в два шара
Играет с самого утра.
Настанет вечер деревенский:
Бильярд оставлен, кий забыт,
Перед камином стол накрыт,
Евгений ждет: вот едет Ленский
На
тройке чалых
лошадей;
Давай обедать поскорей!
Мы уселись. «В Белогорскую крепость!» — сказал Пугачев широкоплечему татарину, стоя правящему
тройкою. Сердце мое сильно забилось.
Лошади тронулись, колокольчик загремел, кибитка полетела…
Поутру пришли меня звать от имени Пугачева. Я пошел к нему. У ворот его стояла кибитка, запряженная
тройкою татарских
лошадей. Народ толпился на улице. В сенях встретил я Пугачева: он был одет по-дорожному, в шубе и в киргизской шапке. Вчерашние собеседники окружали его, приняв на себя вид подобострастия, который сильно противуречил всему, чему я был свидетелем накануне. Пугачев весело со мною поздоровался и велел мне садиться с ним в кибитку.
— Я здесь с коляской, но и для твоего тарантаса есть
тройка, — хлопотливо говорил Николай Петрович, между тем как Аркадий пил воду из железного ковшика, принесенного хозяйкой постоялого двора, а Базаров закурил трубку и подошел к ямщику, отпрягавшему
лошадей, — только коляска двухместная, и вот я не знаю, как твой приятель…
Николай Петрович вскочил и устремил глаза вдоль дороги. Показался тарантас, запряженный
тройкой ямских
лошадей; в тарантасе мелькнул околыш студентской фуражки, знакомый очерк дорогого лица…
За ним, в некотором расстоянии, рысью мчалась
тройка белых
лошадей. От серебряной сбруи ее летели белые искры.
Лошади топали беззвучно, широкий экипаж катился неслышно; было странно видеть, что
лошади перебирают двенадцатью ногами, потому что казалось — экипаж царя скользил по воздуху, оторванный от земли могучим криком восторга.
Жизнь вовсе не ошалелая
тройка Гоголя, а — старая лошадь-тяжеловоз; покачивая головою, она медленно плетется по избитой дороге к неизвестному, и прав тот, кто сказал, что все — разумно.
Там он опять рубит и сплавляет лес или с двумя егерями разрезывает его вдоль и поперек, не то объезжает
тройки, купленных на ярмарке новых
лошадей или залезет зимой в трущобу леса и выжидает медведя, колотит волков.
Тихой, сонной рысью пробирался Райский, в рогожной перекладной кибитке, на
тройке тощих
лошадей, по переулкам, к своей усадьбе.
В промежутках он ходил на охоту, удил рыбу, с удовольствием посещал холостых соседей, принимал иногда у себя и любил изредка покутить, то есть заложить несколько
троек, большею частию горячих
лошадей, понестись с ватагой приятелей верст за сорок, к дальнему соседу, и там пропировать суток трое, а потом с ними вернуться к себе или поехать в город, возмутить тишину сонного города такой громадной пирушкой, что дрогнет все в городе, потом пропасть месяца на три у себя, так что о нем ни слуху ни духу.
Дня через три картина бледнела, и в воображении теснится уже другая. Хотелось бы нарисовать хоровод, тут же пьяного старика и проезжую
тройку. Опять дня два носится он с картиной: она как живая у него. Он бы нарисовал мужика и баб, да
тройку не сумеет:
лошадей «не проходили в классе».
Тимофей советовал бить передовых
лошадей (мы ехали гусем), я посоветовал запрячь
тройку рядом и ушел опять на холм петь, наконец ямщик нарубил кольев, и мы стали поднимать повозку сзади, а он кричал на
лошадей: «Эй, ну, дружки, чтоб вас задавило, проклятые!» Но дружки ни с места.
Экипажи спускают на Лену на одной
лошади, или коне, как здесь все говорят, и уже внизу подпрягают других, и тут еще держат их человек пять ямщиков, пока садится очередный ямщик; и когда он заберет вожжи, все расступятся и
тройка или пятерка помчит что есть мочи, но скоро утомится: снег глубок, бежать вязко, или, по-здешнему, убродно.
Мне, по случаю трудной дороги, подпрягают пять и шесть
лошадей, хотя повозка у меня довольно легка, но у нее есть подрези, а здесь ездят без них: они много прибавляют тяжести по рыхлому снегу. Еще верст двести-триста, и потом уже будут запрягать
лошадей гусем, по семи, восьми и даже десяти
лошадей, смотря по экипажу. Там глубоки снега и дорога узенькая, так что
тройка не уместится в ряд.
Если еще при попутном ветре, так это значит мчаться во весь дух на лихой
тройке, не переменяя
лошадей!» Внизу, за обедом, потом за чашкой кофе и сигарой, а там за книгой, и забыли про океан… да не то что про океан, а забыли и о фрегате.
Нехлюдов, еще не выходя из вагона, заметил на дворе станции несколько богатых экипажей, запряженных четвернями и
тройками сытых, побрякивающих бубенцами
лошадей; выйдя же на потемневшую от дождя мокрую платформу, он увидал перед первым классом кучку народа, среди которой выделялась высокая толстая дама в шляпе с дорогими перьями, в ватерпруфе, и длинный молодой человек с тонкими ногами, в велосипедном костюме, с огромной сытой собакой в дорогом ошейнике.
У подъезда одного двухэтажного дома с освещенными окнами Барчук осадил
тройку своей железной рукой, как мертвую;
лошади даже присели на круп.
Началась самая бешеная скачка вперегонку, но
тройку Барчука трудно было обогнать:
лошади были на подбор.
Какой-то дикий разгул овладел всеми: на целые десятки верст дорога устилается красным сукном, чтобы только проехать по ней пьяной компании на бешеных
тройках;
лошадей не только поят, но даже моют шампанским; бесчисленные гости располагаются как у себя дома, и их угощают целым гаремом из крепостных красавиц.
— Барыня, голубушка, барыня, эстафет прискакал! — восклицала она весело и запыхавшись. — Тарантас из Мокрого за вами, Тимофей ямщик на
тройке, сейчас новых
лошадей переложат… Письмо, письмо, барыня, вот письмо!
Алеша дал себя машинально вывести. На дворе стоял тарантас, выпрягали
лошадей, ходили с фонарем, суетились. В отворенные ворота вводили свежую
тройку. Но только что сошли Алеша и Ракитин с крыльца, как вдруг отворилось окно из спальни Грушеньки, и она звонким голосом прокричала вслед Алеше...
— Ну, вот что, братец Филофей; у тебя, я слышал, есть
лошади. Приведи-ка сюда
тройку, мы их заложим в мой тарантас, — он у меня легкий, — и свези ты меня в Тулу. Теперь ночь лунная, светло и ехать прохладно. Дорога у вас тут какова?
С холодным и безнадежным отчаянием глядел я на приподнятые оглобли своего тарантаса, как вдруг зазвенел колокольчик и небольшая телега, запряженная
тройкой измученных
лошадей, остановилась перед крыльцом.
Мне хотелось купить
тройку сносных
лошадей для своей брички: мои начинали отказываться.
— Би-и-да, — с расстановкой, вполголоса, промолвил Филофей и, нерешительно чмокнув, стал понукать
лошадей. Но в это самое мгновенье что-то вдруг словно сорвалось, рявкнуло, ухнуло — и большущая развалистая телега, запряженная
тройкой поджарых коней, круто, вихрем обогнула нас, заскакала вперед и тотчас пошла шагом, загораживая дорогу.
— Три года тому назад, однажды, в зимний вечер, когда смотритель разлиневывал новую книгу, а дочь его за перегородкой шила себе платье,
тройка подъехала, и проезжий в черкесской шапке, в военной шинели, окутанный шалью, вошел в комнату, требуя
лошадей.
Уже давно смеркалось. Он отправил своего надежного Терешку в Ненарадово с своею
тройкою и с подробным, обстоятельным наказом, а для себя велел заложить маленькие сани в одну
лошадь, и один без кучера отправился в Жадрино, куда часа через два должна была приехать и Марья Гавриловна. Дорога была ему знакома, а езды всего двадцать минут.
Вдова начала громко жаловаться на судьбу. Все у них при покойном муже было: и чай, и ром, и вино, и закуски… А
лошади какие были, особливо
тройка одна! Эту
тройку покойный муж целых два года подбирал и наконец в именины подарил ей… Она сама, бывало, и правит ею. Соберутся соседи, заложат тележку, сядет человека четыре кавалеров, кто прямо, кто сбоку, и поедут кататься. Шибко-шибко. Кавалеры, бывало, трусят, кричат: «Тише, Калерия Степановна, тише!» — а она нарочно все шибче да шибче…
— Нет, это что! — прерывает Петя Корочкин, — вот у нас кучер так молодец! Прошлого года зимой попал со всей
тройкой и с санями в прорубь, видит — беда неминучая, взял да и разогнал подо льдом
лошадей… И вдруг выскочил из другой проруби!
Подбирались
тройки, причем коренных
лошадей и кучеров изображали мальчики, а пристяжных — девочки.
Тройки вскачь неслись по коридорам и комнатам; шагом взбирались по лестницам, изображавшим собой горы, и наконец, наскакавшись и набегавшись, останавливались на кормежку, причем «
лошадей» расставляли по углам, а кучера отправлялись за «овсом» и, раздобывшись сластями, оделяли ими
лошадей.
Если бы в это время проезжал сорочинский заседатель на
тройке обывательских
лошадей, в шапке с барашковым околышком, сделанной по манеру уланскому, в синем тулупе, подбитом черными смушками, с дьявольски сплетенною плетью, которою имеет он обыкновение подгонять своего ямщика, то он бы, верно, приметил ее, потому что от сорочинского заседателя ни одна ведьма на свете не ускользнет.
Изображена
тройка посередине улицы. В санях четыре щеголя папиросы раскуривают, а два городовых
лошадей останавливают.
Часов, вероятно, около пяти прискакал от тюрьмы пожарный на взмыленной
лошади, а за ним, в перспективе улицы, вскоре появился тарантас, запряженный
тройкой по — русски. Ямщик ловко осадил
лошадей, залился на месте колокольчик, помощник исправника и квартальные кинулись отстегивать фартук, но…
Экзамены кончены. Предстоит два месяца свободы и поездка в Гарный Луг. Мать с сестрами и старший брат поедут через несколько дней на наемных
лошадях, а за нами тремя пришлют «
тройку» из Гарного Луга. Мы нетерпеливо ждем.
Ямщик неистово хлестал кнутом
лошадей, и
тройка с смертельным ужасом в глазах мчалась по прямой дороге мимо полосатых столбов.
По улицам носятся
тройки и пары с колокольчиками — это готовят для генерал-губернатора
лошадей.
Но со всем тем, только отъездя осень на
тройке отличных, крепких
лошадей, убить такое количество тетревов, какое бивал я и другие охотники: триста тук в, одну осень — это было делом обыкновенным.
Между тем как в моей повозке запрягали
лошадей, приехала еще кибитка,
тройкою запряженная.
До Самосадки было верст двадцать с небольшим. Рано утром дорожная повозка, заложенная
тройкой, ждала у крыльца господского дома. Кучер Семка несколько раз принимался оправлять
лошадей, садился на козла, выравнивал вожжи и вообще проделывал необходимые предварительные церемонии настоящего господского кучера. Антип и казачок Тишка усердно ему помогали. Особенно хлопотал последний: он выпросился тоже ехать на пристань и раз десять пробовал свое место рядом с Семкой, который толкал его локтем.
— Экипаж на житный двор, а
лошадей в конюшню!
Тройку рабочих пусть выведут пока из стойл и поставят под сараем, к решетке. Они смирны, им ничего не сделается. А мы пойдемте в комнаты, — обратилась она к ожидавшим ее девушкам и, взяв за руки Лизу и Женни, повела их на крыльцо. — Ах, и забыла совсем! — сказала игуменья, остановясь на верхней ступеньке. — Никитушка! винца ведь не пьешь, кажется?
Через полчаса тарантас, запряженный
тройкою рослых барских
лошадей, стоял у утлого крылечка.
Тут мне объяснили, что, проехав две с половиной станции, мы своротили с большой дороги и едем теперь уже не на
тройке почтовых
лошадей в ряд, а тащимся гусем по проселку на обывательских подводах.
Вот длинный обоз огромных возов, запряженных
тройками сытых толстоногих
лошадей, который мы принуждены объезжать стороною.
Через полчаса к подъезду станции подкатывает
тройка заиндевевших
лошадей, запряженная в возок, снабженный с обеих сторон отверстиями, через которые пассажир обязывается влезать и вылезать и которые занавешиваются откидными рогожами.
Около постоялого двора и дощаника всегдашняя живописная суета: отпряженные
лошади, возы с завороченными вверх оглоблями, мужики, изредка почтовые
тройки и большие экипажи, кареты, коляски.
На первом же полустанке оказалось четыре загнанных
тройки; покрытые пеной,
лошади тяжело вздрагивали, точно дышали всем телом, опускали головы и падали в конвульсиях.